армии и если есть прецеденты, а они обязательно есть, показательно накажут виновных! А то, если так дальше пойдет, у нас, как при царях, по праву рождения награждать начнут! Может в прессу пустить случай? Нет! Лишнее! Если б не Василий можно было бы. Хотя, вообще, ни к чему.
Он раздраженно пододвинул к себе одиноко лежащий на столе листок бумаги и, перевернув его, вчитался в текст. Замерев, словно решаясь на что-то, он взял со стола карандаш и поставил резолюцию, зачеркнув в представлении «полковник» и написав сверху «майор»: «М-ру Иванову в кратчайшие сроки, — потом зачеркнул «в кратчайшие сроки» и поставил до 20.05.42, - сформировать особую авиагруппу из лучших летчиков запасных и учебных частей и поступить в распоряжение командира 1-го АК ос. наз. НКВД СССР под-ка Стаина. И.Ст.» Он положил листок в «утвержденные» документы и, тяжело поднявшись, подошел к окну, прислонив горячий лоб к стеклу. Что ж Василий, ты своего добился, поедешь ты на фронт. Теперь все зависит только от тебя. А он… Он будет ждать, переживать и надеяться, как и миллионы советских отцов и матерей. Он даже Александру не стал ничего говорить про Ваську. Пусть воюет, как все. Хотя и так узнают… Но как же тяжело! Эх, Яков, Яков! Надо будет распорядиться, чтобы проследили, чтоб Васька ни в коем случае не попал в плен. Пусть лучше погибнет, но не в плен! Сталин еще постоял у окна, бездумно пялясь на пустынный кремлевский двор, и вернулся к столу. Его работу за него никто не сделает. Надо готовиться к непростому разговору с послами. Союзнички, мать их!
Москва жила тревожно-радостным ожиданием праздника. В «Правде» уже написали, что первомайской демонстрации быть и присутствовать на ней будет товарищ Сталин, члены Политбюро и послы союзных государств! Быть и традиционному параду. Настроение у людей было предпраздничное, приподнятое, но в то же время на лицах читалась тревога. Враг стоит не так уж и далеко от Москвы, в нескольких сотнях километров, а кое-где и ближе. Неужели Гитлер ничего не предпримет, чтобы сорвать такое важное с политической точки зрения мероприятие?! Ведь до сих пор продолжаются попытки авианалетов, а тут немцы должны будут кинуть все силы для того чтобы не дать Советскому Союзу такой мощный политический козырь. В «Правде» писали, что части ПВО Москвы усилены и находятся в полной боевой готовности и что ни один вражеский самолет не появится в небе столицы. Но вдруг? Вдруг один да прорвется? Сколько же бед он сможет натворить?!
Но, тем не менее, люди готовились. На предприятиях обновлялись транспаранты, доставались со складов красные первомайские флаги, обтягивалиськумачовой тканью автомобили, которые будут участвовать в демонстрации. Украшался в преддверии праздника и город. Флагами, портретами членов Политбюро, лозунгами. Все как всегда. Обычная первомайская подготовка. Только вот лозунги изменились. Вместо транспарантов славящих мирный труд и достижения пятилеток, теперь были другие, призывающие жестко и беспощадно бить врага, и героическим трудом оказывать любую помощь фронту. А еще вместе с членами Политбюро на улицах были вывешены портреты простых солдат и командиров — Героев Советского Союза, москвичей, отличившихся в боях. И в других городах вывешивали портреты их земляков-героев. И это было необычно и ново. А еще приятно было увидеть Ваську, Степку, Кольку с соседней улицы, с соседнего двора рядом с товарищами Андреевым, Калининым, Ворошиловым, Молотовым, Микояном и даже самим товарищем Сталиным. И толпилась вокруг таких портретов детвора, да и взрослые тоже, обсуждая знакомого им парнишку, который еще совсем недавно бегал голоногий по этим улицам, гоняя голубей. А теперь вот он, известен своим героизмом всей Москве!
Но были и такие, кто шипел тихонько в кулак, что не время сейчас для праздников, что гибнут на фронте люди, что пол страны находится под немецкой оккупацией, что это будет не праздник, не маевка, не День Интернационала, а самый настоящий пир во время чумы! Но таких были единицы и их быстро затыкали. Потому что людям нужен был праздник! Потому что эта демонстрация с парадом подтверждение тому, что не удалось врагу сломить советский народ, что, не смотря ни на что, жизнь продолжается, что враг будет разбит и победа будет за нами!
По улицам этой предпраздничной Москвы сейчас и шагали четверо ребят в военной форме. Трое парней, у двоих из которых, как две капли воды похожих друг на друга, на груди серебрились медали «За отвагу» и невысокая, стройная белокурая девушка с орденом «Красного знамени». Один из парней нес на плече объемный вещмешок. Прифронтовую столицу не удивить людьми в форме, но вслед этой четверке москвичи нет-нет, да и оборачивались. Слишком молоды были эти ребята для сержантских лычек и таких серьезных наград, слишком серьезны и напряжены были у них лица. Да и форма необычная, парадная, офицерская с погонами госбезопасности, но эмблемами ВВС. Поэтому ничего удивительного, что едва завидев ребят, к ним тут же подошел военный патруль. Однако, ознакомившись с бумагами, предъявленными за всех девушкой, старший патруля молоденький лейтенант уважительно вскинул к фуражке руку и, не задавая больше никаких вопросов, продолжил патрулирование.
— Ну что, куда сначала? — Бунин перекинул вещмешок с одного плеча на другое, — В госпиталь или к тете Ире?
— К тете Ире, — скомандовала Настя, — в госпиталь после обеда. Саша с Идой хотели подъехать, если получится.
— Не получится, — уверенно заявил один из братьев, — Лаврентий Павлович сегодня приедет смотреть полеты и новую технику. А это надолго.
— Откуда информация? — заинтересовался Бунин.
— От Байкалова, — ответил второй брат, — Нас тоже могли оставить в части, но Матвей Карлович сказал — пусть новенькие полетают.
— Саша расстроится, — тихо заметила Настя, — он хотел сам Лене про Колю сказать.
— Нечего! — поморщился Витька Поляков, — Тете Ире уже сказал. Потом сутки не было в части. Вернулся злой, как собака, загонял всех! Настьк, он случаем не проболтался, где был-то?
— А с чего он мне будут пробалтываться?! — вспыхнула Настя.
— Ну, так, — пожал плечами Виктор, — вы же с ним с одного экипажа. Да и гуляете вместе со школы.
— Погуляешь с ним, — обиженно буркнула Настя, — не говорил ничего. То вы Сашу не знаете.
— На «губе» он был, — тихо заметил Бунин.
— Гдееее??? — на Игоря удивленно уставились три пары глаз.
— На гауптвахте. Только я вам ничего не говорил.
— А сам откуда знаешь?
— Слышал. Он Петру, Ивеличу и Короткову рассказывал. У нашего вертолета. А я как раз в гондоле был, пулемет
